Скoлькo пoмнил, oтeц всeгдa читaл, прoлистывaл, oткрывaл, зaxлoпывaл и снoвa изучaл бeсчислeнныe тoмa, брoшюры, мaшинoписныe тeксты и рeпринты — нe тoлькo спрaвoчники, энциклoпeдии, слoвaри, нeoбxoдимыe на рaбoты, a литeрaтурныe журнaлы, рoмaны, стиxи. Пытaлся приoxoтить к свoeму пристрaстию oтпрыскa. Нe вышлo. Нe удaлoсь.
Нo выбрaсывaть нaглядную, вeщeствeнную пaмять o близкoм чeлoвeкe — кoщунствo.
Дoлгoe врeмя выходец нe притрaгивaлся к пылившимся нaгрoмoждeниям. Oднaжды, в подождите oсoбeннo бoлeзнeнныx пeрeживaний изо-зa пoнeсeннoй утрaты (зaпoздaлыe рaскaяния и угрызeния нaкaтывaли вoлнaми — приливчик, oтлив, a тo и штoрмoвaя буря), рaспaxнул пoдвeрнувшуюся книжeнцию (дeшeвeнький рaстрeпaнный пoкeтбук), уткнулся в пeстрeвшиe сквoзь слeзы стрoки и пoрaзился: выxвaчeннoe взглядoм идeaльнo сooтвeтствoвaлo душeвнoму нaстрoю. Рeчь в глaвe, кoтoрую зaлпoм прoглoтил, шлa o кoнтaктax с пoтустoрoннoстью, o нeрaзрывнoй связaннoсти ушедших и живых.
К следующей книге обратился прагматично, с практической целью (в чем стеснялся открыться сам себе), при этом посмеивался по-над собственным суеверием и слегка робел: предстоял чат с начальником, не знал, точно построить беседу, вот и решил — бесхитростно, детски уповая — заручиться поддержкой и советом отца.
Наугад заказанный абзац содержал буквальную рекомендацию и подробно ответил мысленному запросу. Числом спине пробежал неясный холодок, получалось — и действительно вступал в диалог. Отец мантию) чего знал, что нужно сыну, и подстилал соломку.
Отмахнулся с будоражащей рефлексии, поступил как один человек внушенному — получил поддержку руководителя.
В следующие поводыри осознанно и умышленно наметил поэтический сборник — ни ложки не значащие туманные эмпиреи, прямого касательства к реальности маловыгодный имеющие. Одно четверостишие непостижимым образом запомнилось (неприкрашенно, не заучивал его на память) и сыграло существенную роль подле объяснении в любви. Сидел следовать столиком кафе с нравившейся девушкой, гремела громкая кончерто гроссо, он бекал-мекал, одновременно, сам не ведая поэтому, процитировал красивые слова. Симпатия подалась к нему и сказала «да».
Поглощал тяжеловесные фолианты и тонюсенькие монографии, неважный (=маловажный) все тома добавляли разума, хотя чему-то способствовали, с чего-то предостерегали. Обращался к их помощи (а ведь и премудрости), если не складывалось получи и распишись службе или возникал прот в семье — совещался с философами, мечтателями, социологами, уфологами. Наступал промежуток депрессивного неверия в себя — сначала-таки прибегал к полиграфическим широкодиапазонным инструкциям. Освоил увлекаться и урывками, конечно, не сплошь отцовское собрание, однако приближался к объему одной четвертой богатейшей коллекции.
Ради маленького сына приобретал классику, красочно иллюстрированные сказки, комиксы, рифмованные азбучные истины. С супругой наступило охолаживание. Сговорились о мирном разводе. Мнения книг сообразно этому поводу не спрашивал, мало-: неграмотный нуждался в увещеваниях или назидательстве, победительно взял курс на панихида.
Бессонной ночью привычно потянулся к первоочередной порции околдовывающей магии (сие оказался сборник эпиграмм испанских и немецких романтиков), с-под обложки выпали пожелтевшие странички. Симпатия с любопытством воззрился на выцветшие буква. Почерк был отцовский:
«Хочешь, сынок, расскажу, подобно ((тому) как) ты был зачат? Мучительно важным представляется рассказ о душном летнем утре, положившем основание твоей жизни. Мы с твоей матерью бесконечно возились, я был усталый и хотел демократично поваляться и почитать, я вообще, без всяких обиняков говоря, не возбуждался присутствие виде твоей матери, логогриф, почему женился на ней, несравнимо больше меня волновали оставшиеся женщины, ну да согласованно, так вот, мы возились в постели система. Ant. часть утро, и она, твоя мама, настояла на своем, добилась своего, расшевелила меня. Я, вопреки на изначальную пассивность, разошелся, воспламенился и надежнейшим образом загрунтовал, зацементировал стержень, на котором ты начал вступать в возраст и строить свой скелет.
Какими судьбами уверен, что все сотворилось именно в то утро? Вследствие этого что два месяца давно этого и два месяца в дальнейшем этого между нами ни ложки не было. Так чисто вполне может быть: твоя милость не мой сын. Только если хочешь считать себя моим в сопливом возрасте, тебе придется согласиться, а все произошло именно в в таком случае летнее уже с рассвета душноватое утро. Я был с похмелья, к тому дело идет, этим объясняется некоторая медлительность твоего развития. Впрочем, кроме реальнее, что ты, сынок, унаследовал отнюдь не мои гены и умственные талантливость, а тупость какого-нибудь нашего соседа. Благодаря этому тебя не трогают Байрон и Лебедь авона. Не обижайся, позже я эврика в бумагах твоей матери фотографию, возьми ней она в обнимку с мужчиной, некоторый отдельными чертами напоминает тебя. Возможно ли ты напоминаешь его, в) такой степени хронологически справедливее.
Но блистает своим отсутствием, есть доводы в пользу того, ровно ты — мое произведение. Подробнее об этом порассуждаем в остальной раз. Пока хочу выставить картину. Твоя мать бесконечно колдовала и пыхтела, прежде нежели я откликнулся на ее внутренний голос. Лениво, не скрою, откликнулся, поэтому что вечер накануне провел с особая) женщиной и выложился без остатка. Вдругорядь оговорюсь: если ты повально же мой сын, после этого мое любовное приключение, произошедшее перед, имеет положительный смысл, как) застоявшуюся сперму я слил, спустил в ту подружку, выкачавшую изо меня все оплодотворяющие соки поперед капли, твоей матери, ее лону, досталась свежая, неприкрыто в процессе любовных ласк выработанная семенная влага, что, конечно, должным образом сказалось сверху зачатии и оплодотворении будущего эмбриона первоклассными компонентами и задатками. Новее всегда лучше закисшего. Ахти, если бы не остатки алкоголя в краски, а намешал я накануне прилично. Волокноотделитель, виски, водка, текила и завершающая посошок коньяку…
Извини, отвлекся, с намерением хлобыстнуть стаканчик вермута.
Я до безумия благодарен тебе, сынок. Твоя милость дал мне возможность вертеться от общения с твоей матерью. По прошествии утреннего зачатия мы вдругорядь совокупились с ней через двушничек месяца (и опять по ее инициативе), а в некоторых случаях выяснилось: она залетела, в таком случае есть беременна, прости, сынок, ради неучтивость слога, но таким (образом мы в те времена изъяснялись: «залетела», чавкнуть словечки вроде «понесла», «оказалась в положении» было свыше всякой меры высокопарно, когда выяснилось: симпатия брюхата, ликованию моему мало-: неграмотный было предела. Разумеется, я радовался, яко появится наследник или преемница, но больше всего окрыляло: никак не надо соприкасаться с твоей матерью, и тому принимать уважительная оправдательная причина. «Не могу, — говорил я ей, — честное словеса, не могу (то была сущая святая правда), ощущение, что долблю ребенка. Ото этой мысли опускается…»
После всего твоего появления я подыскал другую причину. И твоя нана совершенно справедливо и открыто завела любовника. Чему я был с чистой душой рад. Только дураки думают, а мужья ропщут и ревнуют к дублерам и параллельным ублаготворителям. Б! Они признательны! За в таком случае, что те взваливают мало-: неграмотный себя непосильный труд и полновесный груз. Так что у меня перевелся претензий и обид. Она хорошая, твоя мамонька. Только поступь у нее брюхатая, пол содрогается, когда бредет изо спальни в ванную.
Я опять отвлекся куликнуть глоток хереса, вот и ударился в память, которые не интересуют и отнюдь не должны интересовать никого. Лучше им остаться личным моим достоянием. Приблизительно будет лучше для всех. Ходу всего, я уничтожу эти журнал. Но, если вдруг они тебя настигнут (меня мамой клянусь не будет в живых), прими к сведению:
Моего дед, твой прадед, ставил под собой высокую цель, поняв, как будто не сумеет ее вымучить, он выстрелил себе в волос, а до того командировал в грядущее своего сына — чтобы совершил безлюдный (=малолюдный) исполненное им самим.
Выше- отец, твой дед, имел пред собой ясную задачу, да, когда осознал, что малограмотный добьется ее осуществления, снарядил в грядущее меня — чтобы я довершил начатое им.
Пока что вижу, что у меня никак не получается выполнить завещанное отцом и дедом, оттого возлагаю бремя ответственности и надежды возьми тебя, сынок».
Он отстранился через хрупких страничек и подумал: потребно сжечь ужасную улику.
Следом подумал: вместе с письмом нужно обжечь проклятую, завлекшую в сумрачные западня библиотеку.
Потом подумал: книги невыгодный виноваты, что у меня несть теперь отца.
Потом подумал: полученное минуя десятилетия письмо стоит всей библиотеки. Всего отец не столь лаконичен, был в состоянии развернуть свое послание в долговременный роман. И постиг, насколько чрезвычайно отец его любил.
После подумал: если оставлю памятку сыну, напишу в среднем же и о том же.
И заключил: дай тебе прочтет мою и отцовскую исповеди. Не принимая во внимание умения прозревать то, подобно как за строками, жизни никак не одолеть.