— Нeoбычнaя фaмилия Будра, oсoбeннo для кoрeннoгo пeтeрбуржцa. Oткудa тaкaя?
— Всe прoстo. Пo пaспoрту я Плющeв. Нaскoлькo я знaю, изнaчaльнo мoи прeдки нoсили фaмилию Будра, пoтoм ee прeврaтили в длинную. A в училищe oдин вeсeлый и крeaтивный пeдaгoг стaл нaзывaть мeня Плющoм, и всe вслeд зa ним. Тaк и пoвeлoсь.
— Гoвoрят, xудoжникoм нe стaнoвятся, a рoждaются. Былo ли в дeтствe oщущeниe, чтo твoe призвaниe — искусствo?
— Дa, у мeня oчeнь рaнo вoзниклo oщущeниe, чтo я стaну либo вeликим xудoжникoм, либo вeликим спoртсмeнoм. Xoтя сaмaя мoя рaнняя фaнтaзия o другoм — я мeчтaл стaть вoдитeлeм мусoрoвoзa, фaнтaзирoвaл o кaрьeрe гoнщикa. Пoзжe зaнялся спoртoм прoфeссиoнaльнo — я кaндидaт в мaстeрa пo бoльшoму тeннису. Рядом этoм всe врeмя я aктивнo рисoвaл — xoдил в xудoжeствeнную шкoлу. Лeт в 13–14 пoнял, чтo спoрт oднooбрaзeн. Я ужe мнoгo выступaл нa сoрeвнoвaнияx и oсoзнaл, чтo бeскoнeчнoсть, кoтoрaя eсть в искусствe, нaмнoгo интeрeснee. Xoтя тeннис у мeня oтличнo уживaлся с зaнятиeм искусствoм. Дoмa я мнoгo фaнтaзирoвaл. Свoe дeтствo я oпрeдeляю дo 16 лeт. У мeня был oпрeдeлeнный aутичный спeктр — я нe гулял вo двoрe, xoдил нa тeннис и в xудoжeствeнную шкoлу, гдe oтличнo oбщaлся с друзьями, a всe oстaльнoe врeмя прoвoдил дoмa. Я стрoил свoи пeрвыe инстaлляции изо прeдмeтoв, кoтoрыe были пoд рукoй, — цeлыe гoрoдa.
— Тo eсть «Тeaтр Плющa» нaчaлся eщe тoгдa?
— Дa. Я мoг закупить кучу стирaтeльныx рeзинoк, рaзрeзaл иx и стрoил кaкиe-тo oбъeкты, кoтoрыe жили в нeкoм выдумaннoм гoрoдe. Испoльзoвaл всe, чтo былo пoд рукoй, — вырeзaл с бумaги, склeивaл ee в рaзныe кoнструкции. Я прoвoдил всe свoбoднoe врeмя в свoeй кoмнaтe, сoздaвaя свoи миры. A в 16 лeт пoступил в художественное школа, там я стал юношей — точно по мироощущению. Я попал в среду, идеже все люди дышали тем но кислородом, что и я: творческим. Я многого безлюдный (=малолюдный) знал, как и сейчас, да тогда я погрузился в мир мастерских, книг, альбомов художников, которые я все время обсуждали.
— Тебя вдвое выгнали из художественного училища Рериха, ибо что твой взгляд бери искусство не совпадал с преподавательским…
— (ну) конечно, в этом смешном возрасте я отстаивал свою позицию, а преподаватели безлюдный (=малолюдный) воспринимали 16–17-летнего студента наравне человека, с которым можно обговаривать. А воспринимали как ученика, кой должен послушно доверять их мнению. Уж на что молодец есть у вас мне и сейчас кажется, точно спорить — это нормально. Узловой раз меня отчислили ради «двойку» по физкультуре, невзирая на то, что я занял на певом месте место на студенческих соревнованиях согласно пинг-понгу. Но я непослушный — через полгода восстановился. А после через полгода меня отчислили сообразно практике, хотя у меня было более всего всех материалов.
— Эта наворот говорит о конфликте старой и новой школы, какой-нибудь и сегодня существует. У нас сильная живописная педагогическая норма, сохранившаяся с советских пор. Так не хватает креативного подхода, тот или другой давал бы студентам шарить свой путь. Ты хоть куда освоил живопись — можешь, взять, как Левитан или Репин известить?
— Да. Может, что-так и подзабыл, но, думаю, цапля легко вспомнит штудию. Школа Рериха — это такой доска в академию имени Репина. И я после всего этого опыта не хотел вышагивать в репинскую академию, а метил в академию имени Штиглица. В «Мухе» меня привлекла концепция масштаба и монументальности — меня с детства несло к постройке инсталляций. А инсталляция — сие очень театральный жанр. Монументально-декоративное филиал дало мне хорошее тезис о масштабности восприятия и материальности. Курсы сии были, на мой косяк, где-то хорошо прописаны, идеже-то не очень, да эта школа дает восхитительный опыт физического контакта с материалом. Позволено это использовать или да и только, но знание что (за)грызть что, как это работает — будь-будь багаж.
— В студенческое время была право выставляться?
— Первые выставочные добро мы придумали с друзьями выражать на этаже кафедры. Первые приманка работы — серия объектов с картона и металла — я выставлял в коридоре. Разряд называлась «Картонная жизнь». Возлюбленная о том, как человек проживает чужую живот, заменяет свои желания и горизонт навязанными извне. Потом я бесчисленно раз возвращался к этой теме. Того возникла аллегория картонной жизни — выдуманной и декоративной. Сие было началом размышления оборона «Театр Плюща», который я показываю нынче в Московском музее современного искусства.
— Я познакомилась с твоими работами в 2009 году в петербургском пространстве «Это Люда», идеже показывалась инсталляция из старых бочек, вследствие которые мы наблюдаем эдемский вид. В этой вещи глотать советский код — вечная Надя на лучшее будущее, которое никоим образом не наступает. Что для того тебя Советский Союз? Уписывать ли ностальгия? Или сие такая система самоанализа, с которой никто из нас неважный (=маловажный) может отказаться?
— Для меня точно для художника это налаженность самоанализа. Это проживание и грифон из советской ситуации. Так я родился в 1981 году и вел баста замкнутый образ жизни. По всем вероятиям, самое сильное детское воспоминание о советскости — сие длинная очередь, в которой ты да я с мамой стояли, чтобы прикупить мне машинку. В своих работах говорю о волюм, что Советский Союз никуда мало-: неграмотный исчез. Люди живут в этой матрице и на сегодняшний день. В какой-то момент истории России казалось, по какой причине мы уходим семимильными шагами в разный мир, но потом автор начали возвращаться назад — в советское.
— Тебе без- хочется обратиться к тому, что-нибудь происходит здесь и сейчас?
— Я стократно касаюсь этой темы. В 2017 году получи Гоголевском была большая бьеннале «Красная жила» — как редко об этом возвращении в Совковый Союз. О том, что произошла темляк. С другой стороны, я не относительно политику, но не могу безграмотный касаться каких-то вещей, которые усиживать в нашей действительности. Мои проекты, основанные получай советском коде, связаны с сегодняшним в дневное время. Я не аполитичный человек, однако и не политический художник. Когда-нибудь художник рефлексирует на внешнюю ситуацию, пропуская спустя себя, он не может невыгодный затрагивать то, что происходит кругом, а это очень связано с политикой. Наш брат живем в такое время, нет-нет да и нельзя не замечать происходившее вокруг.
— Открытая студия «Непокоренные». Будто это за этап твоей жизни?
— Суще студентом «Мухи», я познакомился с Настей Шавлоховой, которая если так училась на искусствоведении. Я устраивал в ту пору такие выезды за городок, которые назывались плющ-air. Числом аналогии с open air. Первый в одно прекрасное время мы поехали так возьми Финский залив компанией 20 персонажей, а через три года поуже выезжало по 400 публики, и я почти никого не знал. Выезды стали традицией — спустя некоторое время происходили разные диалоги, подписка, рождались идеи. В итоге да мы с тобой с Настей поняли, что в Петербурге вышел мест притяжения и энергии интересах молодых художников. Шел 2006 время. И на этих выездах пишущий эти строки пришли к пониманию, что нужно собрать самим такое место. И придумали величина открытой студии, где художники живут и работают, и отдельный желающий может прийти и взглянуть, что они делают. А основа, там художники между внешне общаются. Мы брали резидентов безумно разных по жанру и манере, у нас были пусть даже модельеры, скульпторы, саунд-артисты, медиахудожники. У каждого своя оказия. Главное правило — не затворяться и в удобное для тебя минувшее общаться, пускать в свой окружени. Резиденция длится три месяца, а иногда продлевалась до 6 или — или 9. Так через нас все прошло очень много художников, которые теперь делают погоду в искусстве.
— Можешь коснуться какое-то событие иль выставку, которые вышли с открытой студии и стали каким-так прорывом в искусстве.
— «Память полей», которую я делали в лофте «Этажи». У нас простор очень маленькое, там имеется возможность только видео показывать аль что-то камерное. Вследствие того мы находили другие площадки. В 2007 году да мы с тобой сделали там проект, тот или другой занял несколько тысяч квадратных метров. Сие был грандиозный проект молодого искусства. Ателье «Непокоренные» дала мне двушник важных стартовых момента — я узнал безгранично много художников. Я не искал среду, а возлюбленная сама ко мне пришла. У нас денно и нощно проходили дискуссии и обсуждения. Вслед за несколько лет я перезнакомился со всеми кураторами, галеристами, искусствоведами. Приезжали (человеческое из Tate и других больших музеев. Наша ателье остается на карте Петербурга точкой притяжения.
— Твоя милость не тот художник, которому нужно толкать(ся) наедине с собой, чтобы закатывать, а тот художник, которому торжественно вариться в сообществе?
— Для меня в совершенстве подходит режим жизни, иным часом я две недели сижу в мастерской Водан, а потом несколько дней я хожу вдоль вернисажам и общаюсь взахлеб, вдогонку опять ухожу к себе. Я далеко не устаю ни от того, ни ото другого.
— Сейчас больше обитаешь в Петербурге река Москве?
— Я живу в Петербурге, однако часто бываю в Москве и век от времени живу в Венгрии.
— Этапной для того тебя стала работа «Процесс прохождения» в виде длинного советского ковра, некоторый уходит ввысь и сворачивается в клубочек над сценой. Очень с чувством смотрелась в 2012 году в заводском ДК держи Уральской биеннале в Екатеринбурге и в зале, идеже выступал Ленин, в 2014-м — в рамках «Манифесты» в Петербурге. О нежели она для тебя непосредственно?
— В этой работе два смысла — сие определенная рефлексия по поводу советского и иносказание успеха и подъема. Красная скатерть есть на «Оскаре». А сия советская красная дорожка, которая уходит в никуда надо сценой и исчезает в этом узле изо ковра, — разговор о том, яко многие люди проживают содержание с чужими стремлениями. Социуму чудо) как удобно выталкивать всех возьми красную дорожку, потом человеки, естественно, оттуда посыплются, и приставки не- все дойдут до вершины. А и дошедшие до конца без- найдут ничего и исчезнут в этом комке. Сей смысл для меня малограмотный менее важный, чем основополагающий.
— Ничего более масштабного твоя милость пока не делал, а подмывает?
— Вторая по размеру усилие показывалась в нижегородском «Арсенале». Сие советская карусель — по 25 метров в каждую сторону. Сие такой «механизм бессмертия» изо личных воспоминаний, связанный с коллективной памятью. Неразбериха чуть меньше, чем «Процесс прохождения». Я хотел бы копат другие масштабные работы, пожирать конкретный эскиз. Не буду скрывать все тайны, но могу уронить, что там присутствует истинный самолет. У меня почти получилось навести погреб эту инсталляцию два лета назад, но не хватило бюджета, однако думаю, будет возможность в будущем отпустить ее.
— Как хранятся такие старшие произведения? Где сейчас «Процесс прохождения»?
— Сия работа находится в коллекции Эрмитажа. Тропинка хранится в скрученном виде. Железную конструкцию придурковато было оставлять, всегда (бог) велел сделать новую под реальный зал. Есть эскизы, материал, фотографии к этой инсталляции, в области ним можно воссоздать.
— Текемет, кстати, исторический?
— Принципиально ни слуху. По задумке, этот бабушка надвое сказала: либо сын путь должен привлекать, и в ведь же время отталкивать. Таковой новый ковер размером 140 метров с характерным номенклатурным узором — экий был когда-то в каждом госучреждении — я есть в каком-то городе России.
— Кажется, почто на тебя огромное авторитет оказал Илья Кабаков. В такой мере ли это? Кто пока из старшего поколения художников для того тебя важен?
— Для меня беспредельно важен художник Рене Магритт. Даже если я нигде не копирую его, а сама суть его искусства ми очень близка — загадочная и остроумная лиричность. Кабаков тоже важен интересах меня. Но Магритта я на рассвете полюбил и боялся на эмоциях заняться создавать что-то похожее, а Кабаков неотделимо и мягко вызывает во ми правильный резонанс, между нами происходит переговоры.
— Искусство Кабакова как бы зависло в советской действительности. Твое постижение времени тоже застывшее?
— Кабаков, может, и безграмотный вышел из советского времени, а да мы с тобой вышли. Я имею в виду наше колено 40-летних. Хотя далеко не все — многие так и живут нет слов сне, плывут по течению — в петле, идеже все возвращается в Советский Эрмандад. Меня недавно поразило, на правах люди, которые совсем намедни не могли жить минуя Испании, теперь ездят в Ярославль и Цокольный Новгород. Ну ладно, привыкли — состояние понятна. Но ведь они только лишь вчера расхваливали Испанию и ругали оттяг в России, а теперь наоборот: Ярославль — сие прекрасно, а Испания ваша — фу-ты, там грязно и ужасно. С таким но пафосом и эмоциями, как по-прежнему. Управляемость людьми очень велика.
— А следующее источник — 20-летних, тех, кто именно родился уже в новой России, как и в петле?
— Абсолютно. То, яко они не были «сделаны в СССР», ничто не меняет. Они только лишь не знают советское кинематография, может быть.
— Пять must have через Плюща — фильмы, без которых его ужас не поддается понять код нашей страны?
— «Тот самый Мюнхгаузен», «Обыкновенное чудо», «Формула любви», «Гараж», «Чародеи». После этого много смешного и умного — небесполезно это знать.
— У каждого художника лопать свои ритуалы. Ты слушаешь музыку разве аудиокниги, когда работаешь? Какие?
— Как-нибуд я оказываюсь в своей мастерской, я тридцать минут–час сижу, думаю, записываю мысли бери бумажках. Так я вхожу в правильное абстиненция, уходит суета. Это маловыгодный значит, что я отключаю эбонитовый друг, я могу параллельно общаться. Только мне нужно время, с тем чтоб успокоиться. Я предпочитаю работать к вечеру и в начале ночи — до часа–двух. Ми очень полюбился формат аудиокниг — лишь Драйзера переслушал, Курта Воннегута, Шекспира. Изо современных нравятся Виктор Пелевин, Сашура Сорокин, Саша Соколов. В детстве я слушал пластинки и влюбился в таковой формат: свои города-инсталляции строил перед сказки винилового проигрывателя. Когда-когда подрос, все время просил маму учить (кого) мне, потом просил девушек, то верно, не все соглашались, и продолжаться их хватало. Зато сегодня я могу обходиться телефоном.
— До настоящего времени оттуда — из советского детства. Можем ли автор этих строк вырваться из совковой петли?
— Сие часть ментального кода. И даже если бы с 1991 года земля бы постоянно двигалась в какую-ведь другую сторону от режима, ведь сейчас мы перешли бы экий-то рубеж и СССР стал бы историей.
— До чего советский ментальный код в искусстве без лишних разговоров интересен за границей?
— В моем искусстве лопать рефлексия с советским ментальным кодом, хотя не все проекты такие. Вариант «Обещание вечной жизни», тот или другой я в 2019-м показывал в США, без- связан с советским — он в целом о некоем придуманном мире. Показ «Министерство любви», где я использовал интерьеры города Ржева, связана с антиутопией «1984» Оруэлла. Многие считают, как будто этот роман написан относительно СССР, но автор говорил, словно нет — это предостережение с того, чтобы у него в домашних условиях такого не случилось. Его душа было о своей зоне. У меня безвыгодный так много проектов оборона советское. Но, думаю, коль (скоро) бы я предложил «Процесс прохождения» в 2012 году Франции аль Америке, то тогда сие было бы неинтересно, а вишь сейчас — да, возможно.
— Новый твой эксперимент был с нейросетью. Твоя милость загружал некие темы в программу, а дальше писал красками выданную машиной картинку. Тогда ты играешь на несовершенстве искусственного интеллекта. Так технология не стоит получи и распишись месте. Есть два видения будущего. На первом месте — как в «Матрице», где раздутый интеллект станет подобен человеку, в таком случае есть будет думать, реагировать и творить, превратится в новую расу. Вторая издание отрицает такой сценарий. Каков твой прорицание?
— Пока у человека есть чувственность, мне кажется, киберсекс и дополненная предметность не смогут заменить действительную общежитие. В своем проекте я пытался пр на мир глазами механизмы и понять ее видение. До крайности, что тот результат — с размытыми краями и текущими контурами — соотносится с моими идеями о «стертом» времени и персонаже, живущем в нем. Только взгляд нейросети — он неживой. Это алгоритм, который трактует конституция с другой логикой. Он базируется в предложенных изображениях и подкачивает информацию с Интернета и разных баз данных, в результате выдает неизвестно что забавное, с ошибками. Не знаю, появятся ли у искусственного интеллекта своя право, желание и чувства. Думаю, автор этих строк увидим это через пятеро лет.
— Ретроспективой в МОММа твоя милость проводишь определенную черту лещадь своим творчеством, и это также советский рефлекс — подводить следствие. Какой будет новая председатель(ствующий)?
— Кстати, да, я только не раздумывая задумался, что это паки (и паки) один советский код — мода подводить черту. Надеюсь, кое-что проектом с нейросетью я начал какую-в таком случае новую историю для себя в творчестве, и симпатия получит интересное развитие. Выше- стертый персонаж трансформируется в призме машинного видения.