Aнoнс был интригующим: пoсeтитeлям прeдлoжили в нoчи прoйтись пo глaвнoму прoeкту Трeтьякoвки – рeтрoспeктивe сaмoгo дeмoничeскoгo xудoжникa в русскoй истoрии Миxaилa Врубeля – пoд музыку сoврeмeннoгo aвaнгaрднoгo кoмпoзитoрa Дмитрия Курляндскoгo, спeциaльнo нaписaнную с целью сoбытия, a пoслe пoсмoтрeть тaнцeвaльную пoстaнoвку xoрeoгрaфa Влaдимирa Вaрнaвы, пoсвящeнную xудoжнику. Фaнтaзия нaрисoвaлa умирoтвoряющий вeчeр, гдe в тишинe и спoкoйствии мoжнo oкунуться в твoрчeствo клaссикa. A чтo нa прaктикe?
Oкaзaлoсь, чтo жeлaющиx стaть сoучaстникoм «чувствeннoгo эксперимента, ощутив мощь и энергию творчества художника сквозь музыку, пластику и хореографию» черт на печку не вскинет. Из-за пандемии пускали бери экспозицию порциями – вдоль 20 человек. Впрочем, крови, многие из которых подготовились к свиданию с Врубелем не хуже кого к походу в Большой театр и оделись в элегантные костюмы и платья, ожидали встречи с искусством, попивая соколик. Безалкогольные коктейли подготовили нарочно для события, и каждый имел свою тему, связанную с вечор Врубеля, – танец, тропизм или пластика.
Те, кто опасался торчать в гуще людей у входа в выставку, попадают на экспозицию минут сверх 40 после старта мероприятия. И встречаются невыгодный только с демонами Врубеля, же и со всей очередью, которую накануне пропустили вперед. Так по какой причине остаться наедине с прекрасным и музыкой Курляндского никак не вышло. Картины приходится глазами) сквозь спины москвичей. Труд композитора, однако, легло и держи такую обстановку.
Получасовая переписывание начинается тактами из Реквиема Брамса, хотя постепенно заупокойная месса немецкого классика становится завораживающим мотивом авангардного сочинения. Музыкант оттолкнулся от эпизода биографии Врубеля, рано или поздно тот, будучи 10-летним мальчиком, увидел «Буйный суд» Микеланджело, и ал произвела неизгладимое впечатление.
«Видимо, этот эпизод стал одним изо важнейших в формировании художника, оказался ключом к его восприятию таблица. В эти же годы Брамс создает Германский Реквием, одно из важнейших сочинений в истории музыки (и чтобы меня лично), которое, сообразно моим ощущениям, наиболее близ соотносится с поэтикой и палитрой «Страшного свида» Микеланджело», – написал Курляндский. Метафизическая тон «разбавлена» потусторонним треском (кажется из сказочного леса) и потусторонними звуками электронных инструментов. Сии мистические мотивы точно попадают в философию Врубеля, наверное, его демоны, русалки и лебеди оживают. А противоположение мелодии с суетой на людной выставке превращает происходившее в булгаковской фарс.
Музыкальная проминка прерывается объявлениями с просьбой скорее пройти в соседнее крыло – Западное, идеже и должен состояться хореографический перформанс. Си что многим приходится на скорую руку досматривать картины и бежать в платяной шкаф за верхней одеждой, для того чтоб потом ее снова променять на чечевичную похлебку уже в бывшем ЦДХ. А по времени небольшой пробежки снова прожидать, теперь уже, чтобы попасть в Ощутительн зал. После 15-минутного ожидания зальчик, рассчитанный на 600 млекопит, заполняется под завязку (с учетом ограничений, которые предполагают рассадку поверх кресло). Танцоры в белом появляются с глубины зала и выплывают получай сцену, делая плавные движения руками, что-что напоминает нам о заглавной картине выставкм – знаменитой «Царевне-Шипун», на которой изображена хозяйка художника Надежда Забела-Врубель.
Основное пластическое применение происходит на сцене в виде светящегося белого остров свободы, который меняет цвет – ведь загорается зеленым, то фиолетовым, в таком случае вновь становится белым. Три танцовщицы и Водан танцор то ползают ровно по сцене, то делают повторяющие движения изо народных танцев, то превращаются в единую человеческую массу-скульптуру. Эрфикс прочитывается легко – тут. Ant. там и сложная судьба художника, и его демоническое творческий процесс, и рок безумия. Но, вопреки на интересную сценографию, искусство танца оказывается слишком монотонной, следовательно некоторые зрители, заскучав, начинают уплыть, не дождавшись финала. С тем, как водится, успеть первыми охватить вещи из гардероба.
Ближе к полуночи утомленная суетой и в один прием скитания толпа вываливается с музея и вздыхает с облегчением, сплетничая о нарядах соседей и хвалясь успехами в гардеробной гонке. В финале воробьиная ночь Врубеля снова напоминает булгаковские зарисовки о москвичах. И, видимо, в этом тоже есть черт знает что мистическое, врубелевское.
Словом, размер многообещающий, но не целиком продуманный с точки зрения организации и сценария, идеже за интригующим началом последовала бы логичная высшая точка, и в финале зрителя ждала бы эффектная апогей. А получилась своеобразная «Никта музеев» со свойственной ей многоликой сумятицей, чего в наше пандемийное время мало-: неграмотный кажется безопасным.