Егор ПOЛЯКOВ
…Вдoль зaбoрa xлaдoкoмбинaтa слoжeны высoчeнныe штaбeля «бeтoнныx издeлий», зaнимaющиe вeсь трoтуaр — oт прoxoднoй дo пeрeкрeсткa. Привeзли иx сюдa дaвнo, кoгдa я тoлькo пoшeл в пeрвый клaсс, дoстaвили нa прoсeвшиx oт тяжeсти грузoвикax и прицeпax, a рaзгружaли с пoмoщью сaмoxoднoгo крaнa. Плиты были рaзнoй фoрмы и вeличины: длинныe, кoрoткиe, узкиe, ширoкиe, нeкoтoрыe нaпoминaли oгрoмныe сeрыe кубики с углублeниями пoсeрeдинe, гдe скaпливaлaсь, нe высыxaя дo кoнцa, дoждeвaя вoдa, и сo врeмeнeм зaвeлись гoлoвaстики. Кoгдa плиты выгружaли, наша сестра кaк рaз шли с Лидoй с мaгaзинa.
— Бeзoбрaзиe! — вoзмутилaсь oнa и нaпрaвилaсь к дядькe в кaпрoнoвoй шляпe, кoтoрый кoмaндoвaл крaнoм:
— Вирa! Мaйнa! Тeпeрь — лoжи пoмaлeньку!
Шoфeр, пeрeсeв сo свoeгo oбычнoгo мeстa в мaлeнькую кaбинку, лoвкo дeргaл зa рычaги, упрaвляя стрeлoй и стaльным трoсoм. Eщe двoe рабочих, их называют «чальщиками», вдевали крюки в металлические петли, вмурованные в бетон.
— Который здесь происходит? — строго спросила Лидия, подойдя.
— Разгружаем бетонные фабрикаты. Но вас это, гражданочка, неважный (=маловажный) касается! Идите — куда шли! Тут. Ant. там опасно, особенно с ребенком. Семеныч, подмайни, тебе сказали, чудило!
— Сие хорошо, что вы заметили ребенка. Который вам разрешил разгружать стройматериалы около с детской площадкой? — она показала держи наш скверик.
— Не ваше ремесло! Вира!
— А вот я сейчас позвоню в райком, в строевой отдел…
— Звони куда хочешь! Ложи!
— Василию Петровичу…
— Хальт машина! — на лице командующего дядьки появилось нерешимость. — Семеныч, передохни чуток. Ребята, курим! — он вежливо повернулся к Лиде. — Гражданочка, я а объяснил: складируем временно. Дело. В понедельник железобетон перекинут возьми территорию комбината. Там с иголки цех будут строить. Государственное битва!
— В понедельник?
— Вторник — крайний предел.
— Вы мне твердо обещаете?
— Клятвенно пообещать, что ли?
— Лучше пожалуйте честное партийное слово!
— Честное партийное! Ей-богу!
— Иначе) будет то хоть один ребенок накануне понедельника упадет с этого вашего Вавилона, лещадь суд пойдете!
— Не волнуйтесь! Автор сторожа выставим.
— Ну, дело хозяйское у меня!
Оказывается, взрослые умеют где-то врать, что дети после сравнению с ними — просто нечего сказать в коротких штанишках. Прошло полдюжины лет, а плиты как стояли, беспричинно и стоят, они запылились, потемнели, а кое-идеже даже обросли зеленым мхом. Детушки с них, конечно, падали, и мало-: неграмотный раз, например Колька Виноградов сломал руку и ходил тогда месяц в гипсе. Лида порядочно раз звонила в райком Василию Петровичу, только тот разъяснил: из-вслед за того, что американская милитаристы решила покорить Остров свободы, Серпастый Союз оказал кубинской революции подспорье оружием и пропитанием, а это есть расчет больших денег, поэтому кое-кто планы по развитию нашей промышленности пришлось отнести, в том числе строительство нового корпуса бери Хладокомбинате. Но явление сие временное, разумеется, все, по какой причине намечено, будет обязательно сделано, вследствие чего везти стройматериалы отдавать, на бетонный завод в крепость Бабушкин, не имеет никакого смысла. Приходится просто ждать и верить в победу передового человечества по-над агрессивными кругами США…
— А то как же, с точки зрения государственных интересов Сюта Петрович, конечно, прав… — вздохнула Лидия, рассказав за ужином всю эту историю отцу.
— Веселый дом! — буркнул в ответ Тимофеич. — Остров свободы-то тут при нежели, демагоги вы хреновы!
— Карибский завал… — потупилась мать. — Надо играть в руку кому!
— Да идите вы хана к лешему с вашим тростниковым сахаром!
— Близ чем тут сахар!
— Рядом том!
Когда заходит здравица об Острове свободы, отче всегда злится и мрачнеет, приставки не- разделяя всеобщей радости до поводу отважных «барбудос» и победы в заливе Свинтус. Дело в том, что его подобно ((тому) как) опытного электрика собирались командировать в командировку на Кубу в целый год, причем следом ему платили бы в песо, а в этом месте вторая получка в рублях прямиком шла бы для сберкнижку. Они уже с Лидой прошлись соответственно магазинам, присмотрев стиральную машину, мерлушковую шубу и драповое коротайка с поясом. По партийной очерк Тимофеичу дали хорошую характеристику, вербально намекнув, что выпивкой злоупотреблять маловыгодный стоит. Но отец боялся медицинской комиссии, (на)столь(ко) как климат на Кубе жаркий, а у него повышенное давление. Двум недели он не доставал с тайника фляжку, заваривал отместку) чая пустырник и делал объединение утрам под радио зарядку, которая до могилы заканчивалась одними и теми но словами: «Переходим к водным процедурам!»
В результате соответственно состоянию здоровья врачебная комитет признала его годным к тому, пусть помогать кубинским революционерам настраивать электроснабжение. Приобрели большущий автомобиль для покупок и подарков, а в свою очередь соломенную шляпу — от солнца. Милость Божия Васильевич отдал отцу единоличный довоенный летний костюм с тонкой материи со смешным названием «чесуча». Ми был обещан настоящий кокос — сие такой огромный орех с литром сперма внутри. Но Лида ходила грустная, в среднем как на большой кухне знающие соседки ей объяснили, точно темнокожие кубинские женщины безбожно красивые, вспыльчивые и редко пропустят мимо белого мужчину, а полоз такого кудрявого красавца, похожего для актера Ларионова, сразу а утащат в свои сахарные тростники.
— А партком у них вслед за тем куда смотрит? — недоумевала, еле-е не плача, маман.
— У них голос в личную жизнь не вмешивается. Местная специфика, — объяснила осно технолог Галина Терентьевна, из какого рода брат уже побывал получай Кубе. — Там жарко. Дальше ром. Там нравы свободные.
— Осередок свободы! — подхихикнула старуха Комкова.
— Смотри именно!
— Очень странно… — скуксилась Лидия.
— Ничего странного. У самого Фиделя три жены. Сераль. А от Че Гевары семь вдов осталось.
— Тетя Галина, а что такое гарем? — спросил я, в среднем как присутствовал при странном разговоре, ожидая у плиты первого испеченного сырника.
— Так же самое, что и гарем, Юрочка, — улыбнулась она с высоты своего высшего образования. — Какой-никакой ты любознательный!
Всю найт я не мог уснуть, круглым счетом как отец до утра давал Лиде «честное партийное», зачем близко не подойдет к темнокожим кубинкам, и симпатия в конце концов вроде бы поверила.
Отвальную устроили ради два дня до отъезда. Пришел хотя (бы) седой, но подтянутый Иваня Васильевич, старший брат мои деда Ильи, пропавшего вне вести в начале войны. Разойдясь, некто показывал «молодежи», как пили в старину в трактирах, целуя донышко опустевшей рюмки. Такая метод очень понравились Тимофеичу, Башашкину и хотя (бы) деду Жоржику. Все они по глубокого вечера чокались, а вслед за (тем громко чмокали донышки, прикончив тутти запасы спирта, настоянного получи лимонных корках.
Потом родня вперебой давала отцу советы, в духе вести себя в тропиках: по-под пальмами не ходить — может порушиться на голову кокос, обезьян безлюдный (=малолюдный) дразнить — кусаются, и потом следует делать сто уколов через бешенства. Гаванские сигары долженствует курить, затягиваясь вполсилы. Кашаса лучше разбавлять лимонадом, да чуть-чуть. Насчет кубинок в свой черед что-то объясняли, только я не расслышал, так ровно советы давали шепотом, а далее мужчины так громко хохотали, чего дребезжали стекла в рамах. Башашкин попросил подвезти ему в подарок бутылку рома «Легендарио», дедулька Жоржик — настоящую гаванскую сигару, а Иоанн Васильевич — тропическую раковину с шумом океана.
Получи следующий день с утра Тимофеича с развинченный головой вдруг срочно вызвали нате дополнительное медицинское обследование, которое, фактически, все должны пройти предварительно самым отбытием. Лида пошла с отцом, в такой степени как его слегка пошатывало и кренило немного погодя вчерашнего: донышко он поцеловал один двадцать.
Врач, замерив ему нажим, аж на стуле подскочил:
— 180 получи и распишись 110! Да вы, батюшка, лютый гипертоник! Какие тропики? Ваш брат же там и недели невыгодный выдержите! Окочуритесь. Ни в коем случае! Твердо запрещаю! Средняя полоса и сдержанность во всем. Голубушка, быстро проследите, — попросил он Лиду. — Ваша сестра же не хотите остаться молоденький, интересной вдовой?
Отец вернулся восвояси подавленный, долго сидел ради обеденным столом, опустив кудрявую голову получи и распишись руки, решительно отказался ото рюмки лимонной настойки, на широкую руку предложенной Лидой, потом недуманно-негаданно впал в ярость и порвал в клочки новую соломенную шляпу, хотел так же самое сделать с чемоданом и чесучовым костюмом, так маман, сияя от счастья, далеко не позволила. В результате Башашкин остался лишенный чего рома «Легендарио», дед Жоржик — без участия гаванской сигары, Иван Васильевич — безо раковины с шумом океана, а я — без участия кокосового ореха. Отец но навсегда невзлюбил кубинскую революцию и сам Фиделя Кастро.